19.11.2011 в 09:54
Пишет Alteran:Нежность)
Название: Нежность.
Цикл: Infinite H
Автор: Alteran
Бэта: [L]JaeBeom.[/L]
Фэндом: Infinite
Пэйринг: Хойя/Дону
Размер: 3 052 слов.
Рейтинг: PG-13
Жанр: Повседневность. Романс.
Предупреждение: Нежность.
Иду на рекорд!
Три тысячи слов... Да я монстр просто!
Отдельное спасибо: [L]JaeBeom.[/L] - oппа! *любит-обожает*. Вот ты на самом деле не знаешь, как сильно я тебе благодарен! Спасибо)
Selena Min, по традиции - тебе спасибо за вдохновение))
Поздней ночью...Хойя зашел в коридор общежития и остановился у стойки с обувью, чтобы скинуть кроссовки. Сегодня он допоздна задержался в репетиционном зале – пытался отработать новые, самые сложные движения. Команда смылась еще ранним вечером, оправдываясь усталостью, голодом и нехваткой сна. Оставались лишь они с Дону, чтобы отработать те куски танца, в которых они танцуют дуэтом. Да и остальное прогнать – лишним не бывает никогда.
Однако даже Дону ушел несколько часов назад, сославшись на какие-то срочные дела. Ховон не знал, какие срочные дела у того могут быть в девять часов вечера, но всё же отпустил его.
Не смотря на все усилия главного рэпера, Хойя прекрасно заметил, как он очень неудачно недавно поставил ногу, а теперь едва-едва, еле заметно, хромает. Если бы Хойя не был танцором и не обладал такой природной внимательностью к мелочам, то даже не заметил бы – все-таки Дону умеет сдерживать боль и эмоции, кто бы что ни говорил. Другое дело, что обычно он просто этого не хочет.
Ховон не понаслышке знал, как больно иногда можно подвернуть ногу. Поэтому он хотел помочь другу, проводить хотя бы до машины, но вовремя себя одернул. Если бы Дону хотел помощи, он бы давно уже попросил. Или намекнул. Лезть к нему сейчас - значило бы унижать его. Так подумал танцор, борясь с чувством вины и провожая взглядом спину главного рэпера до входной двери в зал.
Хойя не часто пускался в философские рассуждения, но иногда ему просто необходимо было все для себя расставить по полочкам. Поэтому когда Дону ушел, танцор включил радио и начал импровизировать. Это всегда помогало ему сосредоточиться. Ну или отвлечься – смотря что требовалось в данной ситуации. А еще это помогало отпустить себя и свои мысли на волю.
Хойя часто замечал, как Дону меняется, когда они находятся только вдвоем.
Он становится… Тише? Смелее? Веселее? Да нет, вроде, он такой же, как и всегда. Но появляется в нем что-то такое… Что очень трудно описать словами. Какое-то душевное спокойствие, тихая уверенность. Словно рядом с Хойей исчезают все его страхи и печали. Ховон не знал, почему, но когда они остаются наедине, Дону становится каким-то… домашним. Уютным, что ли. Даже если главный рэпер все так же продолжает сходить с ума и беситься, в нем все равно что-то меняется. И этот феномен Хойя не может ни понять, ни объяснить. Но это тешит его самолюбие, и ему так безумно приятно, когда его хен позволяет заглянуть за кулисы театра под названием «повседневный Дону», чтобы немного приоткрыть завесу над, тем, что скрыто от других. Словно открывает перед ним свою душу, по маленькому кусочку, позволяя танцору самому собирать из них цельный паззл, - только ему одному и никому больше.
Ховон понимает, что Дону доверяет ему, показывая свои слабости, и клянется самому себе, что никогда не навредит этим знанием главному рэперу. И не позволит никому этого сделать.
Однажды они сидели вдвоем в полутемном репетиционном зале. Уставшие, мокрые, но все-таки безумно счастливые: их танец, который они такое долгое время не могли поставить, наконец-то получился. Теперь они имели полное право принять душ, переодеться и отправиться домой - отдыхать. Но почему-то оба не могли встать со своих мест: Дону сидел, вытянув ноги перед собой, облокотившись на зеркальную стену, пальцами рисуя узоры на паркете и смотря в пол. Хойя расположился напротив, лежа на боку, подпирая подбородок одной рукой и имея прекрасную возможность видеть и Дону, и самого себя – в зеркальном отражении. Они сидели очень долго, не издавая ни звука, кроме тихого, на грани слышимости, дыхания. И все вокруг казалось таким нереальным, неестественным. Заходящее солнце бросало свои последние лучи в приоткрытое окно, наполняя комнату золотистым сиянием. Было такое чувство, что мира за стенами этого зала не существует. Не существует абсолютно ничего: ни людей, ни городов, ни стран, ни времени, ни пространства. А есть только эти двое, сидящие друг напротив друга в комнате, которая невесомо парит в великом Ничто.
Хойя смотрел на свое отражение и представлял, что он лежит на коленях Дону. Воображение легко дорисовывало собственную грудь, плечи, живот, лежащие на его ногах, как если бы один из них находился всего на несколько метров ближе к другому. Несколько метров – а на самом деле миллиарды световых лет, которые не преодолеть никаким существующим транспортом.
Он не знал, почему сейчас думает об этом, от этих мыслей было приятно. Как-то очень тепло на сердце.
О чем думал Дону, Ховон не знал.
В одно мгновение ему показалось, будто около сердца главного рэпера что-то заблестело. Поморгав, Ховон скинул наваждение и тревогу. Это просто закатное солнце послало последний золотой лучик на землю, отражаясь в зеркалах, а потом скрылось за горизонтом - на мир наконец-то опустились сумерки.
А Хойя подумал, что блестит, наверное, та самая золотая нить, которая в наивных романтических книгах связывает между собой сердца близких людей. И побоялся шевелиться – вдруг эта ниточка пытается пробраться и к его сердцу? То, что происходило сейчас, казалось ему важнее дебюта, важнее карьеры, денег и вообще всего на свете.
Наконец, Дону нарушил молчание, произнося слова хриплым от жажды и долгого молчания и голосом.
Хотя он говорил очень тихо, Хойя слышал все произнесенное очень отчетливо – ведь все прочие, посторонние звуки исчезли с лица земли так же, как и мир за стенами этой комнаты.
Дону говорил тихо, сбивчиво, путая слова. Он говорил о том, что, когда счастлив, ему кажется, что за спиной у него появляются огромные, белоснежные, чище самого снега крылья. И тогда он всей душой, всем сердцем пытается представить, как обнимает этими крыльями всех, до кого может дотянуться. Он бы с радостью обнял ими весь мир, но на такое его фантазии обычно не хватает.
Он говорил, что представляет, как обнимает своими крыльями всех вокруг, посылая им свет, радость и счастье. Говорил, что когда он счастлив, ему очень хочется, чтоб счастливей стали все на земле. Ну хотя бы на чуть-чуть.
Ховон понимал, что если сейчас засмеется или покажет, что то, о чем рэпер сейчас ему сообщил – чушь собачья, то навсегда потеряет эту тоненькую, едва-едва оформившуюся ниточку между ними, которая соединила вместе их души. Танцор знал, что рэпер говорит ему сейчас что-то очень сокровенное, тайное. Такое, что не рассказывал никогда никому на земле. Даже родителям. Даже вслух никогда не произносил.
Поэтому Ховон лишь молча кивал, пытаясь слушать его абсолютно серьезно. И, как ни странно, постепенно переставал считать его рассказы смешными. Просто на каком-то подсознательном уровне он понимал, о чем думает рэпер и что именно хочет всем этим сказать.
Помотав головой, Ховон вынырнул из глубин воспоминаний. Он все так же стоял в прихожей возле стойки с обувью, однако кроссовки уже успел снять. Хойя подумал о том, что вот так выпадать из реальности – это плохо и может однажды сыграть с ним злую шутку.
Он глубоко вздохнул, вспоминая, что после того монолога Дону снова изменился. Словно между ними рухнула самая последняя преграда. Теперь он совсем безгранично доверял танцору, легко раскрывался перед ним. Словно так благодарил за то, что тот выслушал, не высмеял и даже, кажется, немного понял. Теперь Дону мог просто подойти совсем близко и положить подбородок на плечо танцора, тепло обнимая со спины, смотреть с ним вместе на закат, репетировать до потери пульса, валяться на полу, обниматься, играть. Танцор понимал, что Дону пытается выразить этим свою благодарность. Так, как умеет. Вроде бы ничего нового, все так же, как и было, но Хойя чувствовал, что все неуловимо изменилось. Стало по-другому. Нежнее, теплее на душе. Он не смог бы никому объяснить, но точно знал: изменилось что-то внутри – как рубильник повернули и заклинили, запаяли: раз – и навсегда.
Ховон понимал: то, что он теперь чувствует - не имеет право на существование. Это запретно, неестественно, дико. Его родители и друзья, да что там, даже он сам осудил бы все это. Но не мог смириться с собой. Он чувствовал это, а значит, так оно и должно было быть.
Тихо пройдя по коридору, он попытался пробраться в свою комнату так, чтобы никого не разбудить. Умыться, поесть – это все можно будет сделать завтра утром. Но что-то словно потянуло его на кухню, заставив свернуть со своего пути.
Зайдя в помещение, он увидел Дону. Тот спал полусидя на кухонном столе, положив голову на одну руку, пальцами второй сжимая телефон. Недалеко от него стояла кастрюля с чем-то почти теплым. Наверное, привет от Ухена для заработавшегося танцора. На плечи рэпера чьей-то заботливой (наверняка лидерской) рукой был накинут плед Хойи, который сейчас сполз куда-то в район поясницы, обнажая тонкие плечи в легкой майке. Танцор не смог побороть себя и прикоснулся к ним руками. Они были холодными.
Все выглядело так, словно Дону ждал возвращения Хойи, чтоб накормить его ужином и уложить спать. Как маленького ребенка. Или мужа. Ховон тепло улыбнулся. Все-таки, Дону дурак, на самом деле.
Главный рэпер смешно поморщился во сне, глубоко вздыхая. Ховон умилялся этому до тех пор, пока не сообразил наконец, что здесь холодно и неудобно спать. Он легко потянул телефон из рук рэпера, случайно нажимая какую-то кнопку. На засветившемся экране всплыли последние набранные за сегодня номера. Около пятнадцати штук. Точнее, один номер – номер Хойи. Дону набирал его пятнадцать раз. Зачем?
И чуть не стукнул себя рукой по лбу от осенившей его догадки: у Хойи же пару часов назад сел телефон, а зарядки с собой не оказалось. Он так отдался танцу, что совсем потерял счет времени и забыл позвонить, чтобы предупредить, когда вернется. Хойя мысленно отвесил себе пару очень тяжелых подзатыльников.
Дону волновался – Ховон знал это. Как и много других вещей о своем друге. Он волновался и звонил ему, пока не заснул на кухонном столе. Лидер, видимо, не смог разбудить его, но и побороть родительские чувства тоже, поэтому заботливо укрыл его пледом. Сам Дону плед Хойи без спроса не взял бы никогда.
Хойя опустил телефон в свой карман – утром отдаст, и попытался растолкать Дону. Тот реагировал плохо, как обычно, сонно бормоча что-то совсем неразборчивое. Хойя хихикнул: во сне рэпер был абсолютно беспомощным и каким-то очень милым и трогательным. Как маленький ребенок. Практически ничего не могло разбудить соню. Даже если бы случилось землетрясение, а вокруг бегало бы целое стадо слонов, он бы не проснулся. На этой мысли сердце Ховона пропустило удар, и улыбка исчезла. Если что-то вдруг случится, пока Дону спит, он ведь не сможет проснуться. Да мало ли чего сейчас может произойти: наводнение, пожар, в дом могут залезть воры, убийцы, насильники… Хойя потряс головой, чтобы скинуть наваждение. Думать о плохом нельзя, это как раз и притягивает то самое плохое. Но Ховон пообещал себе, что впредь будет пристальнее наблюдать за сном рэпера и за тем, что творится вокруг.
Дону продолжал спать, как ни в чём не бывало, с блестящими из-под век приоткрытыми глазами, словно в каком-то трансе. Танцор подошел совсем близко и попробовал поднять его со стула, потянув за руки, помогая встать. Рэпер поддался, легонько цепляясь руками за плечи Ховона во сне, и даже попробовал переставлять ноги. Но вдруг очень неожиданно зашипел от боли, напугав танцора, и чуть не рухнул на пол. Благо, Хойя вовремя успел крепко ухватить того за талию и притянуть к себе. И опять мысленно себя ударил: он совсем забыл о подвернутой ноге Дону. Друг называется.
Так они простояли некоторое время. Ховон прижимал к себе своего хена, и легонько укачивал, словно убаюкивая. Дону казался совсем маленьким и беспомощным, утыкался носом в шею Ховона и прерывисто дышал, успокаивая боль. И все это – практически не просыпаясь.
Хойя в очередной раз удивился и где-то даже позавидовал его способностям. Уметь спать вот так вот, не смотря ни на что - очень полезное в их безумной жизни умение.
- Ладно, приятель, пойдем баиньки. – Он не знал, зачем разговаривает сейчас вслух – Дону ведь все равно не ответит, продолжая спать. Но танцору очень захотелось сказать хоть что-то, прервать этот замкнутый круг молчания.
Дону, как и ожидалось, ничего не сказал и, в очередной раз глубоко вздыхая, сильнее уткнулся Ховону в шею, рефлекторно обнимая руками за талию в поисках источника тепла. Дрожа от соприкосновения прохладного воздуха с оголенной кожей.
Прикидывая, как транспортировать эту гигантскую сонную муху в постель, Хойя пришел к выводу, что все-таки придется его донести. Бросать здесь, на холоде – вообще вариантом не являлось, а тащить его вот так – кощунственно и опасно для его и без того больной ноги. А им очень скоро выступать. Завтра днем Хойя отведет свое горе в сторонку и сделает ему массаж, который поможет унять боль, но сейчас его нужно отправить в постель.
Ховон очень нежно снял руки Дону со своей талии и немного отодвинулся, глядя не безмятежное лицо своего хена. Глубоко вздохнув, как перед погружением в воду, Хойя одной рукой взял рэпера за плечи, а затем наклонился, просунул другую ему под колени и поднял, с удивлением отметив, что тот легче, чем кажется. Танцор держал Дону на руках и разглядывал его сонное лицо, которое было совсем близко. Рэпер во сне причмокнул губами и закинул руку Хойе за шею, что-то пробормотав. Танцор замер, прислушиваясь. Дону бормотал всего одно слово. Точнее – имя.
- Хойя…
Дону звал его во сне. У Ховона вновь защемило сердце. Нельзя же быть таким милым.
- Я здесь. – Совсем тихо ответил танцор. – Спи уже.
И решив, что до своей спальни идти гораздо ближе и удобнее, чем до спальни Дону, направился в сторону своей.
Зайдя в комнату, с трудом прикрыв за собой дверь, Хойя опустил Дону на расстеленную кровать и сам сел рядом.
"И здесь кто-то постарался" – Подумал с улыбкой, приглаживая краешек задравшейся простыни. Наверняка, маннэ. Решил, что Хойя придет сонный и уставший, и расстелил ему постель, чтобы Ховон наконец лег спать по-человечески, на разобранной кровати. А не так, как было обычно, когда он приходил после тренировки уставший, без сил даже не то, чтобы скинуть верхнюю одежду, не говоря уже о том, чтоб расстелить себе постель и найти одеяло.
Как же все-таки Ховон любит их всех! За то, что ни делают все это друг для друга. У них есть такая бесценная близость, они все давно уже стали родными… Ни с чем не сравнимое тепло разливается по сердцу, когда Хойя думает обо всех этих вещах. Это же совсем мелочи: подогретый ужин, расстеленная кровать, оставленный свет в прихожей, звонки и вопросы, где он, все ли с ним в порядке… Мелочи, от которых начинает быстрее биться сердце и на глаза наворачиваются слёзы.
Дону во сне перевернулся спиной к сидящему Хойе, почти вплотную впечатываясь грудью в стену. И снова совсем тихо, на грани слышимости прошептал: «Хойя…».
Ховон решил, что пора и ему самому спать. Хотя теперь этого совершенно не хотелось. Хотелось прижать к себе своего хена, крепко-крепко, слушать его тихое дыхание, смотреть на его спокойное, безмятежное лицо…
Тряхнув головой, Хойя решил, что и так уже сегодня слишком много думал, пора бы уже перестать. Поэтому быстро, но при этом очень тихо, чтоб никого не разбудить, переоделся в домашнее, взял теплое одеяло с полки и скользнул в свою кровать. Под бок к своему старшему, но такому маленькому еще другу. Хойя придвинулся ближе, еще ближе, прижимаясь грудью к спине Дону и накрывая их обоих одеялом. Рэпер откинул голову назад, упираясь затылком танцору в шею. Ховон улыбался, наблюдая, как Дону во сне пытается вплотную придвинуться к источнику тепла, вжимаясь спиной в его широкую грудь, морщась и все так же еле слышно что-то шепча. Ховон отчетливо слышал в этом шепоте только «Хойя, Хойя, Хойя…».
Улыбаясь, как последний идиот, но при этом задержав дыхание от страха, Ховон аккуратно просунул одну руку Дону под голову, а второй, сначала крепко прижав его бедра к своим, прошелся по талии, легонько провел по вырезу в майке на груди, пробежался по плечам и обнял, очень крепко, находя пальцами одно из запястий Дону, поглаживая его. Потом переместил руку чуть дальше и переплел их пальцы вместе.
И очень долго не мог заснуть, думая о том, в какой кошмар превращается его жизнь. Он сжимал в своих руках самое дорогое, что у него есть. Но при всей их близости, сейчас он не мог быть еще ближе. Держал в своих руках, но не мог прикоснуться так, как на самом деле хотелось.
Гнать эти мысли и чувства Хойя уже давно не мог, не было сил. Признавшись самому себе, стало немного легче, но все равно было очень тяжело принять эти чувства. Глядя на сонное лицо своего друга, Ховон периодически с силой зажмуривал глаза, борясь с накатывавшими на него такими противоречивыми желаниями. Сердце бешено щемило от невыносимой нежности, так, что было больно. Он хотел обнять Дону, крепко-крепко, чтобы у того треснули ребра от силы объятий. Да и у него самого тоже. Хотелось гладить, прикасаться, обнимать, целовать, быть неимоверно нежным. Хотелось утопить рэпера в нежности, задушить в ней. Хотелось его…
Да много чего хотелось. Хойя гнал, как мог, эти мысли прочь, половину ночи сражаясь с самим собой и упорно проигрывая сражение за сражением…
Прижимая его к себе всё крепче и крепче, до тех пор, пока сам не провалился в глухую черную пелену сна.
На рассвете, дрейфуя на самой границе яви со сном, он почувствовал, как Дону переворачивается во сне и утыкается ему носом куда-то в шею. Тепло сопит, ровно, размеренно, выдыхает воздух теплыми губами ему в ключицы, обвивая крепкими руками талию танцора, прижимаясь, будто собирается проснуться. И Ховон словно услышал, почувствовал в каждом действии, в каждом глубоком вздохе главного рэпера только одно – свое собственное имя на его пухлых, невероятно притягательных губах.
- Хойя? – Ховону не показалось. Дону действительно проснулся, приподнял голову и сонно моргает, не понимая, что же происходит вокруг, где он и как он тут очутился.
- Тише, детей перебудишь. – Ховон задержал дыхание, с трудом контролируя себя даже в полусне, чтобы не спугнуть, не наброситься на него, не подмять под себя и не зацеловать, не загладить, не залюбить до смерти... Так хотелось утопить его в нежности…
- Ты уснул на кухне, и я не стал тебя будить. – Шепотом ответил Хойя, не шевелясь.
- А… - Дону немного поерзал, принимая более комфортное положение. – А что…
- Спи, у нас есть еще несколько часов перед подъемом. Отдыхай. – Ховон нежно заправил выбившуюся прядь волос Дону за ухо и легонько провел пальцами по щеке. – Спи, милый…
- Да, хорошо… - Дону еле слышно пролепетал одними губами, чуть кивнул головой, улыбаясь. И, закрывая глаза, снова уткнулся носом в шею танцора. – Хорошо…
Хойя с трудом выдохнул весь воздух из легких. В глазах защипало. Опять эта чертова нежность. Она сведет Хойю когда-нибудь с ума. Но он будет даже рад этому. Рад всему, что связанно с ним…
Легонько поцеловав Дону в макушку, проведя носом по его щеке, накрыл одеялом посильнее и притянул к себе, прижал крепко-крепко, своими руками обвивая, закрывая его от всего мира, словно пряча, запирая в себе. Он наконец-то все решил для себя: завтра он расскажет все Дону. Расскажет все, как есть. Без утайки, прикрас. Расскажет, что чувствует. И даст ему право выбора – что же им дальше делать со всем этим, чего им на самом деле хочется? Он не сможет пообещать всего. Не знает, что тому на самом деле нужно, сможет ли он ему это дать. Но знает точно: он подарит ему всю свою нежность, без остатка. И приложит все усилия, чтобы его рэпер ни в чем никогда больше не нуждался.
~Oneuldo in Fiction~
URL записиИ снова я.
Снова со своими безумными идеями.
Я наконец-то домучила это. Точнее, даже мы домучили - бэта тоже мучилась, ой-ой-ой...
Вооот...
Дарю это всем, кто рискнет принять такой подарок)
Снова со своими безумными идеями.
Я наконец-то домучила это. Точнее, даже мы домучили - бэта тоже мучилась, ой-ой-ой...
Вооот...
Дарю это всем, кто рискнет принять такой подарок)
Название: Нежность.
Цикл: Infinite H
Автор: Alteran
Бэта: [L]JaeBeom.[/L]
Фэндом: Infinite
Пэйринг: Хойя/Дону
Размер: 3 052 слов.
Рейтинг: PG-13
Жанр: Повседневность. Романс.
Предупреждение: Нежность.
Иду на рекорд!
Три тысячи слов... Да я монстр просто!
Отдельное спасибо: [L]JaeBeom.[/L] - oппа! *любит-обожает*. Вот ты на самом деле не знаешь, как сильно я тебе благодарен! Спасибо)
Selena Min, по традиции - тебе спасибо за вдохновение))
Поздней ночью...Хойя зашел в коридор общежития и остановился у стойки с обувью, чтобы скинуть кроссовки. Сегодня он допоздна задержался в репетиционном зале – пытался отработать новые, самые сложные движения. Команда смылась еще ранним вечером, оправдываясь усталостью, голодом и нехваткой сна. Оставались лишь они с Дону, чтобы отработать те куски танца, в которых они танцуют дуэтом. Да и остальное прогнать – лишним не бывает никогда.
Однако даже Дону ушел несколько часов назад, сославшись на какие-то срочные дела. Ховон не знал, какие срочные дела у того могут быть в девять часов вечера, но всё же отпустил его.
Не смотря на все усилия главного рэпера, Хойя прекрасно заметил, как он очень неудачно недавно поставил ногу, а теперь едва-едва, еле заметно, хромает. Если бы Хойя не был танцором и не обладал такой природной внимательностью к мелочам, то даже не заметил бы – все-таки Дону умеет сдерживать боль и эмоции, кто бы что ни говорил. Другое дело, что обычно он просто этого не хочет.
Ховон не понаслышке знал, как больно иногда можно подвернуть ногу. Поэтому он хотел помочь другу, проводить хотя бы до машины, но вовремя себя одернул. Если бы Дону хотел помощи, он бы давно уже попросил. Или намекнул. Лезть к нему сейчас - значило бы унижать его. Так подумал танцор, борясь с чувством вины и провожая взглядом спину главного рэпера до входной двери в зал.
Хойя не часто пускался в философские рассуждения, но иногда ему просто необходимо было все для себя расставить по полочкам. Поэтому когда Дону ушел, танцор включил радио и начал импровизировать. Это всегда помогало ему сосредоточиться. Ну или отвлечься – смотря что требовалось в данной ситуации. А еще это помогало отпустить себя и свои мысли на волю.
Хойя часто замечал, как Дону меняется, когда они находятся только вдвоем.
Он становится… Тише? Смелее? Веселее? Да нет, вроде, он такой же, как и всегда. Но появляется в нем что-то такое… Что очень трудно описать словами. Какое-то душевное спокойствие, тихая уверенность. Словно рядом с Хойей исчезают все его страхи и печали. Ховон не знал, почему, но когда они остаются наедине, Дону становится каким-то… домашним. Уютным, что ли. Даже если главный рэпер все так же продолжает сходить с ума и беситься, в нем все равно что-то меняется. И этот феномен Хойя не может ни понять, ни объяснить. Но это тешит его самолюбие, и ему так безумно приятно, когда его хен позволяет заглянуть за кулисы театра под названием «повседневный Дону», чтобы немного приоткрыть завесу над, тем, что скрыто от других. Словно открывает перед ним свою душу, по маленькому кусочку, позволяя танцору самому собирать из них цельный паззл, - только ему одному и никому больше.
Ховон понимает, что Дону доверяет ему, показывая свои слабости, и клянется самому себе, что никогда не навредит этим знанием главному рэперу. И не позволит никому этого сделать.
Однажды они сидели вдвоем в полутемном репетиционном зале. Уставшие, мокрые, но все-таки безумно счастливые: их танец, который они такое долгое время не могли поставить, наконец-то получился. Теперь они имели полное право принять душ, переодеться и отправиться домой - отдыхать. Но почему-то оба не могли встать со своих мест: Дону сидел, вытянув ноги перед собой, облокотившись на зеркальную стену, пальцами рисуя узоры на паркете и смотря в пол. Хойя расположился напротив, лежа на боку, подпирая подбородок одной рукой и имея прекрасную возможность видеть и Дону, и самого себя – в зеркальном отражении. Они сидели очень долго, не издавая ни звука, кроме тихого, на грани слышимости, дыхания. И все вокруг казалось таким нереальным, неестественным. Заходящее солнце бросало свои последние лучи в приоткрытое окно, наполняя комнату золотистым сиянием. Было такое чувство, что мира за стенами этого зала не существует. Не существует абсолютно ничего: ни людей, ни городов, ни стран, ни времени, ни пространства. А есть только эти двое, сидящие друг напротив друга в комнате, которая невесомо парит в великом Ничто.
Хойя смотрел на свое отражение и представлял, что он лежит на коленях Дону. Воображение легко дорисовывало собственную грудь, плечи, живот, лежащие на его ногах, как если бы один из них находился всего на несколько метров ближе к другому. Несколько метров – а на самом деле миллиарды световых лет, которые не преодолеть никаким существующим транспортом.
Он не знал, почему сейчас думает об этом, от этих мыслей было приятно. Как-то очень тепло на сердце.
О чем думал Дону, Ховон не знал.
В одно мгновение ему показалось, будто около сердца главного рэпера что-то заблестело. Поморгав, Ховон скинул наваждение и тревогу. Это просто закатное солнце послало последний золотой лучик на землю, отражаясь в зеркалах, а потом скрылось за горизонтом - на мир наконец-то опустились сумерки.
А Хойя подумал, что блестит, наверное, та самая золотая нить, которая в наивных романтических книгах связывает между собой сердца близких людей. И побоялся шевелиться – вдруг эта ниточка пытается пробраться и к его сердцу? То, что происходило сейчас, казалось ему важнее дебюта, важнее карьеры, денег и вообще всего на свете.
Наконец, Дону нарушил молчание, произнося слова хриплым от жажды и долгого молчания и голосом.
Хотя он говорил очень тихо, Хойя слышал все произнесенное очень отчетливо – ведь все прочие, посторонние звуки исчезли с лица земли так же, как и мир за стенами этой комнаты.
Дону говорил тихо, сбивчиво, путая слова. Он говорил о том, что, когда счастлив, ему кажется, что за спиной у него появляются огромные, белоснежные, чище самого снега крылья. И тогда он всей душой, всем сердцем пытается представить, как обнимает этими крыльями всех, до кого может дотянуться. Он бы с радостью обнял ими весь мир, но на такое его фантазии обычно не хватает.
Он говорил, что представляет, как обнимает своими крыльями всех вокруг, посылая им свет, радость и счастье. Говорил, что когда он счастлив, ему очень хочется, чтоб счастливей стали все на земле. Ну хотя бы на чуть-чуть.
Ховон понимал, что если сейчас засмеется или покажет, что то, о чем рэпер сейчас ему сообщил – чушь собачья, то навсегда потеряет эту тоненькую, едва-едва оформившуюся ниточку между ними, которая соединила вместе их души. Танцор знал, что рэпер говорит ему сейчас что-то очень сокровенное, тайное. Такое, что не рассказывал никогда никому на земле. Даже родителям. Даже вслух никогда не произносил.
Поэтому Ховон лишь молча кивал, пытаясь слушать его абсолютно серьезно. И, как ни странно, постепенно переставал считать его рассказы смешными. Просто на каком-то подсознательном уровне он понимал, о чем думает рэпер и что именно хочет всем этим сказать.
Помотав головой, Ховон вынырнул из глубин воспоминаний. Он все так же стоял в прихожей возле стойки с обувью, однако кроссовки уже успел снять. Хойя подумал о том, что вот так выпадать из реальности – это плохо и может однажды сыграть с ним злую шутку.
Он глубоко вздохнул, вспоминая, что после того монолога Дону снова изменился. Словно между ними рухнула самая последняя преграда. Теперь он совсем безгранично доверял танцору, легко раскрывался перед ним. Словно так благодарил за то, что тот выслушал, не высмеял и даже, кажется, немного понял. Теперь Дону мог просто подойти совсем близко и положить подбородок на плечо танцора, тепло обнимая со спины, смотреть с ним вместе на закат, репетировать до потери пульса, валяться на полу, обниматься, играть. Танцор понимал, что Дону пытается выразить этим свою благодарность. Так, как умеет. Вроде бы ничего нового, все так же, как и было, но Хойя чувствовал, что все неуловимо изменилось. Стало по-другому. Нежнее, теплее на душе. Он не смог бы никому объяснить, но точно знал: изменилось что-то внутри – как рубильник повернули и заклинили, запаяли: раз – и навсегда.
Ховон понимал: то, что он теперь чувствует - не имеет право на существование. Это запретно, неестественно, дико. Его родители и друзья, да что там, даже он сам осудил бы все это. Но не мог смириться с собой. Он чувствовал это, а значит, так оно и должно было быть.
Тихо пройдя по коридору, он попытался пробраться в свою комнату так, чтобы никого не разбудить. Умыться, поесть – это все можно будет сделать завтра утром. Но что-то словно потянуло его на кухню, заставив свернуть со своего пути.
Зайдя в помещение, он увидел Дону. Тот спал полусидя на кухонном столе, положив голову на одну руку, пальцами второй сжимая телефон. Недалеко от него стояла кастрюля с чем-то почти теплым. Наверное, привет от Ухена для заработавшегося танцора. На плечи рэпера чьей-то заботливой (наверняка лидерской) рукой был накинут плед Хойи, который сейчас сполз куда-то в район поясницы, обнажая тонкие плечи в легкой майке. Танцор не смог побороть себя и прикоснулся к ним руками. Они были холодными.
Все выглядело так, словно Дону ждал возвращения Хойи, чтоб накормить его ужином и уложить спать. Как маленького ребенка. Или мужа. Ховон тепло улыбнулся. Все-таки, Дону дурак, на самом деле.
Главный рэпер смешно поморщился во сне, глубоко вздыхая. Ховон умилялся этому до тех пор, пока не сообразил наконец, что здесь холодно и неудобно спать. Он легко потянул телефон из рук рэпера, случайно нажимая какую-то кнопку. На засветившемся экране всплыли последние набранные за сегодня номера. Около пятнадцати штук. Точнее, один номер – номер Хойи. Дону набирал его пятнадцать раз. Зачем?
И чуть не стукнул себя рукой по лбу от осенившей его догадки: у Хойи же пару часов назад сел телефон, а зарядки с собой не оказалось. Он так отдался танцу, что совсем потерял счет времени и забыл позвонить, чтобы предупредить, когда вернется. Хойя мысленно отвесил себе пару очень тяжелых подзатыльников.
Дону волновался – Ховон знал это. Как и много других вещей о своем друге. Он волновался и звонил ему, пока не заснул на кухонном столе. Лидер, видимо, не смог разбудить его, но и побороть родительские чувства тоже, поэтому заботливо укрыл его пледом. Сам Дону плед Хойи без спроса не взял бы никогда.
Хойя опустил телефон в свой карман – утром отдаст, и попытался растолкать Дону. Тот реагировал плохо, как обычно, сонно бормоча что-то совсем неразборчивое. Хойя хихикнул: во сне рэпер был абсолютно беспомощным и каким-то очень милым и трогательным. Как маленький ребенок. Практически ничего не могло разбудить соню. Даже если бы случилось землетрясение, а вокруг бегало бы целое стадо слонов, он бы не проснулся. На этой мысли сердце Ховона пропустило удар, и улыбка исчезла. Если что-то вдруг случится, пока Дону спит, он ведь не сможет проснуться. Да мало ли чего сейчас может произойти: наводнение, пожар, в дом могут залезть воры, убийцы, насильники… Хойя потряс головой, чтобы скинуть наваждение. Думать о плохом нельзя, это как раз и притягивает то самое плохое. Но Ховон пообещал себе, что впредь будет пристальнее наблюдать за сном рэпера и за тем, что творится вокруг.
Дону продолжал спать, как ни в чём не бывало, с блестящими из-под век приоткрытыми глазами, словно в каком-то трансе. Танцор подошел совсем близко и попробовал поднять его со стула, потянув за руки, помогая встать. Рэпер поддался, легонько цепляясь руками за плечи Ховона во сне, и даже попробовал переставлять ноги. Но вдруг очень неожиданно зашипел от боли, напугав танцора, и чуть не рухнул на пол. Благо, Хойя вовремя успел крепко ухватить того за талию и притянуть к себе. И опять мысленно себя ударил: он совсем забыл о подвернутой ноге Дону. Друг называется.
Так они простояли некоторое время. Ховон прижимал к себе своего хена, и легонько укачивал, словно убаюкивая. Дону казался совсем маленьким и беспомощным, утыкался носом в шею Ховона и прерывисто дышал, успокаивая боль. И все это – практически не просыпаясь.
Хойя в очередной раз удивился и где-то даже позавидовал его способностям. Уметь спать вот так вот, не смотря ни на что - очень полезное в их безумной жизни умение.
- Ладно, приятель, пойдем баиньки. – Он не знал, зачем разговаривает сейчас вслух – Дону ведь все равно не ответит, продолжая спать. Но танцору очень захотелось сказать хоть что-то, прервать этот замкнутый круг молчания.
Дону, как и ожидалось, ничего не сказал и, в очередной раз глубоко вздыхая, сильнее уткнулся Ховону в шею, рефлекторно обнимая руками за талию в поисках источника тепла. Дрожа от соприкосновения прохладного воздуха с оголенной кожей.
Прикидывая, как транспортировать эту гигантскую сонную муху в постель, Хойя пришел к выводу, что все-таки придется его донести. Бросать здесь, на холоде – вообще вариантом не являлось, а тащить его вот так – кощунственно и опасно для его и без того больной ноги. А им очень скоро выступать. Завтра днем Хойя отведет свое горе в сторонку и сделает ему массаж, который поможет унять боль, но сейчас его нужно отправить в постель.
Ховон очень нежно снял руки Дону со своей талии и немного отодвинулся, глядя не безмятежное лицо своего хена. Глубоко вздохнув, как перед погружением в воду, Хойя одной рукой взял рэпера за плечи, а затем наклонился, просунул другую ему под колени и поднял, с удивлением отметив, что тот легче, чем кажется. Танцор держал Дону на руках и разглядывал его сонное лицо, которое было совсем близко. Рэпер во сне причмокнул губами и закинул руку Хойе за шею, что-то пробормотав. Танцор замер, прислушиваясь. Дону бормотал всего одно слово. Точнее – имя.
- Хойя…
Дону звал его во сне. У Ховона вновь защемило сердце. Нельзя же быть таким милым.
- Я здесь. – Совсем тихо ответил танцор. – Спи уже.
И решив, что до своей спальни идти гораздо ближе и удобнее, чем до спальни Дону, направился в сторону своей.
Зайдя в комнату, с трудом прикрыв за собой дверь, Хойя опустил Дону на расстеленную кровать и сам сел рядом.
"И здесь кто-то постарался" – Подумал с улыбкой, приглаживая краешек задравшейся простыни. Наверняка, маннэ. Решил, что Хойя придет сонный и уставший, и расстелил ему постель, чтобы Ховон наконец лег спать по-человечески, на разобранной кровати. А не так, как было обычно, когда он приходил после тренировки уставший, без сил даже не то, чтобы скинуть верхнюю одежду, не говоря уже о том, чтоб расстелить себе постель и найти одеяло.
Как же все-таки Ховон любит их всех! За то, что ни делают все это друг для друга. У них есть такая бесценная близость, они все давно уже стали родными… Ни с чем не сравнимое тепло разливается по сердцу, когда Хойя думает обо всех этих вещах. Это же совсем мелочи: подогретый ужин, расстеленная кровать, оставленный свет в прихожей, звонки и вопросы, где он, все ли с ним в порядке… Мелочи, от которых начинает быстрее биться сердце и на глаза наворачиваются слёзы.
Дону во сне перевернулся спиной к сидящему Хойе, почти вплотную впечатываясь грудью в стену. И снова совсем тихо, на грани слышимости прошептал: «Хойя…».
Ховон решил, что пора и ему самому спать. Хотя теперь этого совершенно не хотелось. Хотелось прижать к себе своего хена, крепко-крепко, слушать его тихое дыхание, смотреть на его спокойное, безмятежное лицо…
Тряхнув головой, Хойя решил, что и так уже сегодня слишком много думал, пора бы уже перестать. Поэтому быстро, но при этом очень тихо, чтоб никого не разбудить, переоделся в домашнее, взял теплое одеяло с полки и скользнул в свою кровать. Под бок к своему старшему, но такому маленькому еще другу. Хойя придвинулся ближе, еще ближе, прижимаясь грудью к спине Дону и накрывая их обоих одеялом. Рэпер откинул голову назад, упираясь затылком танцору в шею. Ховон улыбался, наблюдая, как Дону во сне пытается вплотную придвинуться к источнику тепла, вжимаясь спиной в его широкую грудь, морщась и все так же еле слышно что-то шепча. Ховон отчетливо слышал в этом шепоте только «Хойя, Хойя, Хойя…».
Улыбаясь, как последний идиот, но при этом задержав дыхание от страха, Ховон аккуратно просунул одну руку Дону под голову, а второй, сначала крепко прижав его бедра к своим, прошелся по талии, легонько провел по вырезу в майке на груди, пробежался по плечам и обнял, очень крепко, находя пальцами одно из запястий Дону, поглаживая его. Потом переместил руку чуть дальше и переплел их пальцы вместе.
И очень долго не мог заснуть, думая о том, в какой кошмар превращается его жизнь. Он сжимал в своих руках самое дорогое, что у него есть. Но при всей их близости, сейчас он не мог быть еще ближе. Держал в своих руках, но не мог прикоснуться так, как на самом деле хотелось.
Гнать эти мысли и чувства Хойя уже давно не мог, не было сил. Признавшись самому себе, стало немного легче, но все равно было очень тяжело принять эти чувства. Глядя на сонное лицо своего друга, Ховон периодически с силой зажмуривал глаза, борясь с накатывавшими на него такими противоречивыми желаниями. Сердце бешено щемило от невыносимой нежности, так, что было больно. Он хотел обнять Дону, крепко-крепко, чтобы у того треснули ребра от силы объятий. Да и у него самого тоже. Хотелось гладить, прикасаться, обнимать, целовать, быть неимоверно нежным. Хотелось утопить рэпера в нежности, задушить в ней. Хотелось его…
Да много чего хотелось. Хойя гнал, как мог, эти мысли прочь, половину ночи сражаясь с самим собой и упорно проигрывая сражение за сражением…
Прижимая его к себе всё крепче и крепче, до тех пор, пока сам не провалился в глухую черную пелену сна.
На рассвете, дрейфуя на самой границе яви со сном, он почувствовал, как Дону переворачивается во сне и утыкается ему носом куда-то в шею. Тепло сопит, ровно, размеренно, выдыхает воздух теплыми губами ему в ключицы, обвивая крепкими руками талию танцора, прижимаясь, будто собирается проснуться. И Ховон словно услышал, почувствовал в каждом действии, в каждом глубоком вздохе главного рэпера только одно – свое собственное имя на его пухлых, невероятно притягательных губах.
- Хойя? – Ховону не показалось. Дону действительно проснулся, приподнял голову и сонно моргает, не понимая, что же происходит вокруг, где он и как он тут очутился.
- Тише, детей перебудишь. – Ховон задержал дыхание, с трудом контролируя себя даже в полусне, чтобы не спугнуть, не наброситься на него, не подмять под себя и не зацеловать, не загладить, не залюбить до смерти... Так хотелось утопить его в нежности…
- Ты уснул на кухне, и я не стал тебя будить. – Шепотом ответил Хойя, не шевелясь.
- А… - Дону немного поерзал, принимая более комфортное положение. – А что…
- Спи, у нас есть еще несколько часов перед подъемом. Отдыхай. – Ховон нежно заправил выбившуюся прядь волос Дону за ухо и легонько провел пальцами по щеке. – Спи, милый…
- Да, хорошо… - Дону еле слышно пролепетал одними губами, чуть кивнул головой, улыбаясь. И, закрывая глаза, снова уткнулся носом в шею танцора. – Хорошо…
Хойя с трудом выдохнул весь воздух из легких. В глазах защипало. Опять эта чертова нежность. Она сведет Хойю когда-нибудь с ума. Но он будет даже рад этому. Рад всему, что связанно с ним…
Легонько поцеловав Дону в макушку, проведя носом по его щеке, накрыл одеялом посильнее и притянул к себе, прижал крепко-крепко, своими руками обвивая, закрывая его от всего мира, словно пряча, запирая в себе. Он наконец-то все решил для себя: завтра он расскажет все Дону. Расскажет все, как есть. Без утайки, прикрас. Расскажет, что чувствует. И даст ему право выбора – что же им дальше делать со всем этим, чего им на самом деле хочется? Он не сможет пообещать всего. Не знает, что тому на самом деле нужно, сможет ли он ему это дать. Но знает точно: он подарит ему всю свою нежность, без остатка. И приложит все усилия, чтобы его рэпер ни в чем никогда больше не нуждался.
~Oneuldo in Fiction~